Не верю обещаниям. И сам я не клянусь. Ведь жизнь полна, то «может быть», то «если». Но если, я когда-нибудь, куда-нибудь, вернусь. То лишь затем, чтоб быть с друзьями вместе.
Смертями раскулаченный, бреду один как перст. Не понятый, но преданный и битый. Возможно, что и за друзей несу я этот крест. И Души их в него, возможно, влиты.
А тех, кто не покинул. Просто разошлись пути. Тех, кто воспитан нашими дворами В пучине этой жизни уже просто не найти. Но, главное – друг в друга, вера, с нами.
И вера не растрачена, что совесть в нас живет. Что воля не слюнявится от лести. И что, Душа израненная, вечно силы шлет Порядочности, доброте и чести.
Не верю обещаниям. И сам я не клянусь. Ведь жизнь полна, то «может быть», то «если». Но если, я когда-нибудь, куда-нибудь, вернусь. То лишь затем, чтоб быть с друзьями...
Рождается жизнь как вода в Роднике. Словно Божественный утренний лучик. А реки, текущие невдалеке, Мутны. Но, величественны и «могучи!».
Гадания детские: «Чет иль нечет.» Терзанье Души. Осмыслений мученья. А жизнь, неизменно, как время течет. И в мутные воды нас сносит теченье.
Опять не приемлет Душа, Того, что постичь достается. Быть может по жизни не все удается, И мудрость грядет не спеша.
Высокие воды спешат в океан. К познанию разум и тело стремятся. Повсюду болотистый самообман. И прочая ложь. И суметь бы прорваться.
Да так, чтоб покинув седой материк, Амебой не стать. И не стать бы тираном. И зависть не тешить на тех, чей Родник С рождения, вдруг, встретился с океаном.
Пусть жизнь наша вовсе не та, К которой стремимся мечтая. Иллюзии медленно гаснут и тают. Не блекла б Души чистота.
Рождается жизнь как вода в роднике. Ее чистота сердцу блажь и отрада. Для кого тяжкий путь, а кому налегке: Борьба, испытания, боль. и услада.
2002 Картинка взята из сети, чтобы прошло в Френдленту
Организаторам ряда преступлений, включая кражи и убийства ген. директора порта Восточный Бочкова Л.А., меня и не только, крышующим наркобизнес г. Находки и пос. Врангель, п/полковникам милиции, Коле Кочемирову и Косте Панову, их плебеям и прихвостням, посвящается:
Родясь питекантропом – трудно прожить: В зад укатилась эпоха. Нам и с науками нечем дружить, И в лапах – сношаются блохи. Ведь полмиллиона лет держимся так Мы, не развиваясь… А выжить то как? Податься куда? Внешне - мы не скоты… И дружно толпою рванули в менты. Питекантропы! Дружно в менты!
В ментах питекантропу блажь и уют – Менту интеллект ведь не нужен. Пайки налогоплательщики прут, Подачки - жулье несет дружно. В волю инстинкту привольно пожить: Врагов неоантропов дерзко крушить, Хватая в машинах, из дач, из квартир, Всегда позволяет ментовский мундир. Блаженный ментовский мундир!
В ментовском мундире такая гроза, Такой сатанический гонор, Что сразу наглее искрятся глаза! Плечи воротят погоны! Говно закипевшее пучит нам грудь, Потом и в живот опускается муть. Сделал, жулью и начальству минет – И вот ты почетный и племенной мент. Почетный и племенной мент!
Все просто и ясно. А в школе-то как? Чего только в нас не пихали. Того, что менту не сгодится никак. И в голову влезет едва ли. У нас ведь извилина только одна! Но! От фуражки ментовской она! Затем, чтоб блюсти принужденный уклад. Как предок почтенный наш - Понтий Пилат. Почтеннейший Понтий Пилат!
А тем, у которых извилин полно, И, придумав про совесть и чувства, Тем, кто нас, не боясь, называют: «Говно!» – Живется в стране этой душно! Ведь для питекантропов эта страна! На всем белом свете, пожалуй, одна! В которой талант, интеллект, весь народ Тиранит в ментовском мундире ур… Питекантроп, питекантроп, питекантроп!
В шумном городе, очень и очень большом, В необъятной пространственной шири. Крысы, в климате чем-то серьезно больном, В преимуществе серые, жили.
И крутились они в суете каждодневных забот, И в нору, отовсюду и все, волокли надрываясь. Чтоб побольше урвать и набить поплотнее живот, Чтобы жить по вольготней. И в небо плевать наслаждаясь.
Есть урод, непременно, в семействе любом: И в Аду. И в сияющей Выси. И в огромном сереющем городе том Альбиносы мутили род крысий.
Появлялась, пожалуй, на квартал всего лишь одна. С добротою. С Душою и в шубке белее, чем снег. Не по крысьи жила, без крысячеств вершила дела, И старалась для всех, получая в награду лишь смех.
Постоянно следили за ней сотни глаз, И с усмешкой и с завистью черной. Но лишь стоило ей оступиться хоть раз, Зубы братьев ей целили в горло.
И была ее белая шубка изодрана в кровь. И была она липкая, в шрамах, испачкана в грязь. И насильно пытались ее, через муки и боль, Переделать в такую же гадкую, серую мразь.
Но опять альбиносы, пытаясь спасти этот род, Из замшелых болот направляя к спасительной суше. А у сереньких крыс, в суете каждодневных забот, Продолжают хилеть и черстветь почерневшие души.
В шумном городе очень и очень большом, В необъятной пространственной шири, Крысы, в климате чем-то серьезно больном, В преимуществе серые...
Сколько Женщин вокруг. Так и ходят. На меня блажь и смуту наводят. Я ни ждать не могу, ни терпеть. Постоянно стараюсь успеть: В теле Душу суметь разглядеть, Прикоснуться, понять и пригреть. Приласкать. Созерцать в неглиже. Ну и… Все остальное. Уже.
Белокура, лицо – словно мел. Я, увидев ее, онемел. Взгляд тяжелый и с блеском. Как ртуть. И чертовски упругая грудь. Пробудив в ней инстинкты и страсть. И любовью насытившись всласть. Я себе возгордиться посмею, От того, что такую имею.
Длиннонога, стройна, величава. А идет, тазом движет, как пава. Только бровью своей поведет, За ней свора страдальцев идет. До трясучки ее доведу. Лишь играючи, малость, введу. Распалю ее страсть до огня. А она пусть имеет меня.
На мордашку, немножко, страшна. Да и грудью не блещет она. Кривонога, чуть-чуть. Плоскостопа. Но какая чудесная попа! По крутой ягодичке рукой. По сосочкам – лохматой щекой. А потом мы, то эдак, то так, Будем дружно отмеривать такт.
Ой, глазищи… Прекраснее нет. В них, случайно, встречаю рассвет. Обнимая ее дивный стан, Слышу сладостный стон: «Хулиган». И, мурлыча: «Про грусть – позабудь», Я ласкаю прелестную грудь. И она, ничего не храня, К поднебесью уносит меня.
У меня голова не болит: «Зачем разными(?) Бог их творит». Но досадно. Ведь вряд ли, суметь на пути В теле женщины Душу найти».